|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
р |
Хотя моя давняя статья "Те, которые всегда возвращаются" посвящена примерно той же теме, этот материал рассматривает историю экранизаций "Дракулы" немного в другом ключе - на этот раз мне была интересна прежде всего эволюция образа вампира в массовом созданнии.
Тёмная утопия: век вампиров© Сергей Бережной, 2005
Искусство порождает образы; массовая культура делает их общедоступными. Став достоянием масскульта, образ отрывается от своей исторически обусловленной первоосновы и начинает самостоятельное существование. Драматически меняются времена, уходит в прошлое то общество, которое породило образ. Но сам образ остается, развивается, живет, становится достоянием все новых и новых поколений. Байронический во всех смыслах (созданный благодаря идее Байрона и во многом списанный с него) лорд Рутвен - первый из знаменитых литературных вампиров, герой небольшой повести Джона Полидори, несмотря на широкую известность не создал традиции. Эта честь много позже досталась графу Дракуле - темному порождению тщательно подавленных страстей викторианской эпохи. Ирландский писатель и театральный менеджер Брэм Стокер написал метафорический роман о чрезмерно жестком эротическом кодексе современного ему общества, но метафора получилась слишком зримой и достоверной. Тем более, викторианская эпоха скоро закончилась, а последние следы ее романтического флёра смела Мировая война. Но Дракула, оторвавшись и от эпохи, и от своего создателя, продолжал жить - сначала на театральных подмостках, а затем и в стремительно набравшем немыслимую популярность кинематографе. Некоторые литературные образы развиваются за счет внутренних противоречий, составляющих их суть - такова, например, неразделимый гностический дуэт доктора Франкенштейна и его вечно страдающего творения. Некоторые образы приобретают в контексте новых эпох новый смысл. Вампир, свободный от многих условностей общества, оказался в числе последних. За прошедшее столетие его время, ночь, окончательно перестало быть темным временем суток из-за вечно пылающих рекламой городов, кровь почти потеряла сакральный смысл после того, как ее научились консервировать, а прогрессивное человечество обзавелось обширным списком немыслимо жестоких преступлений, по сравнению с которыми бледнеют любые вампирские способы питания. Недостижимым для человека осталось лишь бессмертие. И массовая культура постепенно начала принимать и воспроизводить на экране и на книжных страницах полуосознанную зависть пассивного обывателя к паразитирующему на нем, обывателе, бессмертному хищнику. Вампир стал героем новой обывательской утопии. Как условности викторианской эпохи не сковывали Дракулу, так и современного вампира не сковывают гуманизм и политкорректность. Как Дракула существовал вне человеческих законов, так и современный вампир восхитительно пренебрегает идиотизмом чиновников, хитрожопостью адвокатов и плевать хотел на падение индекса Доу Джонса. Современный вампир - это по-прежнему воплощение свободы личности от общества. И цена, которую он платит за эту свободу, давно уже не воспринимается обывателем как чрезмерная. Обыватель определенно готов ее заплатить.
ПервыйВ 2000 году фильм Элиаса Мериджа "Тень вампира" замкнул кольцо времени на 1921 год. Гений немецкого киноимпрессионизма Фридрих Вильгельм Мурнау отправляется со съемочной группой к заброшенному замку в Чехословакии, где намерен снимать свой самый знаменитый фильм "Носферату: Симфония ужаса" - первую из сохранившихся до наших дней экранизацию романа Брэма Стокера. Фильм, который снял Мурнау, положил начало гигантской кинематографической <вампирской> традиции, насчитывающей ныне тысячи фильмов. Фильм, который снял Меридж, подвел для этой традиции своеобразный итог. Это не фильм о съемках, и это не вампирский триллер. Это - гимн великому искусству и одновременно развенчание легенды. Сравнение фильмов Мурнау и Мериджа дает множество поводов для размышлений - они не совпадают в самых важных деталях, и в этом заключен глубокий смысл. Мурнау был первым, кто поставил для себя задачу снять художественный фильм "вживую" - на природе, с участием местных жителей и настоящих, а не дрессированных животных. Но Меридж отправляет его киноэкспедицию в путь на поезде, который тянет паровоз под названием "Харон", и все последующие события фильма приобретают смысл темного посмертного существования. Граф Орлок в фильме Мурнау гениально сыгран Максом Шреком, который создал образ начисто лишенного души человека-крысы, людоеда со взглядом загнанного зверя. В фильме Мериджа сыгранный Уиллемом Дефо вампир играет актера Макса Шрека, играющего Орлока. Он умен, интеллектуален, цитирует теннисоновского "Тифона" (кстати, посвященного теме бессмертия) и высказывает поразительно глубокие суждения о романе Брэма Стокера. Но при всем своем уме, он все равно остается вечно голодным людоедом - и тень его духовного потомка Ганнибала Лектера незримо живет в каждом кадре фильма. Наконец, в фильме Мериджа вампир не отражается в зеркале - в сцене, где Мурнау (великолепная роль Джона Малковича) снимает последний эпизод, этот момент играет ключевую роль. В фильме Мурнау сцена выстроена абсолютно так же, и за спиной Орлока как будто нарочно расположено огромное зеркало, в котором прекрасно видно отражение вампира. (Остается вспомнить, что в английском языке слово И, конечно, все убитые Орлоком члены съемочной группы в реальности пережили эти съемки с минимальными потерями. Продюсер Альбин Грау скончался в 1942 году, оператор Фриц Вагнер дожил до 1958-го, Грета Шрёдер - до 1967-го...
Но в посмертной кино реальности "Тени вампира", где Макс Шрек вообще никогда не существовал, все они умерли в тот самый день, когда Мурнау сказал "Кажется, снято".
Безумный Мурнау всех их принес в жертву только что созданной легенде.
А Меридж через много лет вынес ему приговор.
Но было уже слишком поздно. В 2000 году уже было ясно видно, что именно Мурнау распахнул врата ада, из которых на экран вышел новый герой.
Немецкий режиссер был совершенно уверен, что после его фильма никто во всем мире не вздумает вообразить себя в шкуре вампира. Он сделал для этого все возможное.
Он погиб в автомобильной катастрофе 11 марта 1931 года - ровно через месяц после того, как эта его уверенность рассыпалась прахом.
Потому что 14 февраля 1931 года на экраны вышел "Дракула" Тода Броунинга.
Дракула 1931: Бела Лугоши Фильм, положивший начало продолжающейся и в наши дни галерее "монстров студии Universal", ограничился лишь легким реверансом в сторону предшественника: слово "Носферату" звучит во вступительном эпизоде. В дальнейшем фильмы драматически расходятся, несмотря на неизбежные (снимались-то обе картины по мотивам одного и того же романа) сюжетные соответствия. Во-первых, новый "Дракула" был звуковым фильмом. Во-вторых, в образе титульного персонажа не осталось ничего, что связывало бы его с жутким крысоподобным Орлаком.
Напротив, новый Дракула в исполнении Белы Лугоши был воплощением европейского аристократизма - в легендарном плаще в высоким воротом, с графским орденом на груди, тщательно уложенной прической и не менее тщательно подчеркнутым акцентом. Этот злодей запросто затмил всех остальных персонажей истории - он либо подчинял их своей воле, либо, если это не получалось, жестом и интонацией демонстрировал свое превосходство. Гибель его в окончательной версии фильма выглядела неизбежной, но какой-то немотивированной. Не должен был такой персонаж так погибать...
Он оставался несомненным, законченным, неисправимым злодеем, но это не мешало ему, при всей очевидной пафосности и карикатурности, выглядеть привлекательным. Он был решителен, приятен в общении (нравился дамам), и, что немаловажно, не стеснен в средствах достижения цели. А злодеяния, совершенные им, окончательный монтаж фильма деликатно оставил за кадром...
Забавно, что в снятой параллельно с "Дракулой" Броунинга и в тех же декорациях испаноязычной версии фильма (ее поставили Джордж Мелфорд и Энрике Товар Авалос) акценты были совершенно иными. "Испанского" Дракулу играл Карлос Вильяр, и в его исполнении граф был несомненным и законченным чудовищем, напоминающем более мистера Хайда, чем европейского аристократа. В эту версию вошли многие сцены, выпавшие из англоязычной, и по странному совпадению (а бывают ли такие вообще?) это были, в том числе, сцены уничтожения на кладбище ставшей вампиршей Люсии и прочие "излишне жестокие" эпизоды.
Дракула в мультфильме "Безумная вечеринка чудовищ" (1969) Сложилось, однако, так, что "испанский" "Дракула" остался лишь историческим курьезом, а фильм Тода Броунинга стал классикой (впрочем, более чем заслуженно).
С этого же фильма началась уже не традиция, а, скажем так, тривиализация вампиризма в кино. Найденный Броунингом и Лугоши образ оказался чрезвычайно легко воспроизводим, и плащ Дракулы неоднократно возникал во все новых и новых фильмах даже после того, как образ графа всем изрядно поднадоел и стал объектом пародий.
Даже спустя много десятилетий именно Дракулу в исполнении Лугоши большей частью пародировал Лесли Нильсен в комедии Мела Брукса "Дракула мертвый и довольный". И именно Дракулу в исполнении Лугоши гениальный Тим Бартон взял за основу для образов вампиров в анимационном мюзикле "Кошмар перед Рождеством"
А ведь у него был куда более широкий выбор, ибо через четверть века после вампирического дебюта Лугоши появился совершенно новый Дракула.
У него было сильное и волевое лицо хищника и пронзительный холодный взгляд Кристофера Ли.
Дракула 1958: Кристофер Ли Британская студия Hammer, начавшая в 1957 году серию фильмов по мотивам "монстров от Universal" своим оригинальным "Франкенштейном", уже в следующем 1958 году отдала должное и "Дракуле". Сохранив лишь общие очертания сюжета романа, режиссер Теренс Фишер предпринял попытку создать новый образ вампира. Перенесение действия фильма в Германию возвращало историю в колею, проложенную Мурнау, но после окончания Второй Мировой войны этот ход приобретал и совершенно новый смысл: опасный, безжалостный, сильный и стремительный Дракула неизбежно связывался в сознании зрителя с недавним военным противником. В отличие от образа, созданного Лугоши, Дракула Кристофера Ли никак не мог претендовать на сочувствие публики - он был ярок, он был величественен, но он был подлежащим уничтожению врагом. Если же учесть, что Кристофер Ли во время войны был кадровым военным и собственноручно убивал нацистов во время рейдов по тылам противника, то можно сказать, что Дракулу он играл с полным знанием дела.
Граф фон Кролок Сценарий оставил для Дракулы минимум текста - во второй половине фильма Кристофер Ли вообще открывал рот только для того, чтобы обнажить вампирские клыки. Постепенно он стал уже не столько персонажем, сколько стихийным бедствием, с которым должен был бороться "Железный Феликс" вампирской легенды - профессор Ван Хелсинг в исполнении Питера Кашинга. Собственно, акцент в вампирском цикле студии Hammer был сделан именно на нем - благодаря классическому исполнению роли Франкенштейна, Кашинг стал настоящей и постоянной звездой фильмов ужасов, в то время как Кристофер Ли появлялся в них далеко не всегда (хотя и стал "постоянным Дракулой" сначала в фильмах Hammer, а затем и в проектах многих других европейских и американских студий).
Образ вампира как врага стал одним из основных достижений совместных усилий Кристофера Ли и Питера Кашинга. И даже "Бесстрашные убийцы вампиров, или Извините, но ваши зубы застряли в моей шее" - умная и циничная пародия на "хаммеровские" ужастики, поставленная Романом Поланским, - в этом смысле ничего не изменила: она пародировала накопившиеся штампы, но не саму исходную посылку. У Поланского, как известно, были свои счеты с человекоподобной мразью...
Но к середине 1970-х тема была, так или иначе, исчерпана.
Дракула 1979: Фрэнк Лангелла В 1979 году режиссер Джон Бэдхем принял предложение студии Universal сделать новую киноверсию пьесы Гамильтона Дина и Джона Балдерстона, которая стала основой сценария "Дракулы" Тода Броунинга. Поначалу он воспринял эту идею скептически, однако затем все-таки согласился.
В итоге в "вампирском" кино появился еще один образ Дракулы - на этот раз чувственный, но жестокий, аристократичный, но ужасающий. Эту роль сыграл Фрэнк Лангелла, которому не так часто доставались от Голливуда главные роли, а потому и испорчен ими он был не слишком. Поэтому основной упор Лангелла сделал не на внешние эффекты (как и Бела Лугоши, он отказался сниматься с клыками), а на актерскую игру. Тем более, что и партнеры у него подобрались чрезвычайно достойные, и главным среди них был сам Лоуренс Оливье, сыгравший в фильме профессора Ван Хелсинга.
К сожалению, это был проект, который плыл целиком "против течения" - он был несомненно серьезен и претендовал на глубину, в то время как вампирская тема массовым сознанием воспринималась только как повод для смеха: вышедшая на экраны за пару месяцев до "Дракулы" комедия "Любовь с первого укуса" собрала в прокате 20 миллионов долларов и создала для фильма Бэдхема крайне неподходящий фон.
Новый "Дракула" полностью провалился, его выход никаких последствий не имел.
Дракула 1992: Гэри Олдман Фильм Фрэнсиса Форда Копполы "Дракула Брэма Стокера" стал долгожданным триумфальным возвращением великого вампира на экран.
Дракула 1992 года вобрал в себя все достижения предыдущих воплощений: число ипостасей вампира казалось бесконечным. Вот он в своем замке - помпезный старик, сохранивший блеск и величие, но совершенно архаичный и несерьезный; вот он ходит по улицам Лондона в образе молодого человека, страдающего от одиночества байронического вельможи; а вот он принимает вид отвратительного хищника, почти ничем не напоминающего человека...
Но основной идеей постановки Коппола сделал все-таки "очеловечивание" монстра: как и многим большим художникам, ему была интересна прежде всего психология персонажа. Весь материал, который давал для этого роман Брэма Стокера, был проработан, дополнен и перенесен в фильм. Гэри Олдман добавил к образу графа собственную неистовую харизму, недюжинный интеллект и изумительно точную актерскую игру - в результате Дракула получился личностью сложной и богатой, несомненным преступником - но преступником с понятными зрителю мотивами.
Он заслуживал смерти - и сочувствия.
Тем более, что ему противостоял сильный противник - Энтони Хопкинс в роли профессора Ван Хелсинга оказался ничуть не менее выразителен, чем Олдман в роли Дракулы, но психологической мотивацией сценарий его обделил. Профессор просто точно знает, что обязан уничтожить вампиров, как и любую другую смертельную болезнь, он рационален и последователен. Он испытывает к Дракуле гораздо меньше жалости, чем зритель, а потому, при всей его рациональности, выглядит в глазах публики чуть ли не большим убийцей, чем сам граф.
Если бы сценарий дал Ван Хелсингу хотя бы какой-то личный мотив (в фильме Бэдхема, например, первой жертвой вампира стала Люси Ван Хелсинг - дочь профессора), такого эффекта, вероятнее всего, возникнуть не могло.
Но вышло именно так, как вышло - и в послание создателей фильма оказалось намертво зашито сочувствие к вампирам - чувство очень гуманистическое, но выглядящее в этой ситуации чрезвычайно дико: как если бы в Беслане кто-то начал призывать к гуманному отношению к террористам...
Это был знак того, что кинематограф готов кардинально переосмыслить тему вампиров.
Новое поколение: привлекательные и сексуальные Всего через два года появилось "Интервью с вампиром" Нила Джордана - экранизация популярнейшего романа Энн Райс, сделавшего вампиров объектом эстетского психоанализа. При всех несомненных художественных достоинствах фильм обладает одним крайне неприятным качеством: он практически "уравнивает в правах" вампиров и людей. "Плохие" вампиры соседствуют в фильме с "хорошими", и некоторые кровососы даже находят этически "безупречный" способ питаться - они убивают только "плохих" людей. Чрезвычайно привлекательная идея, особенно если учесть сложность современной судебной процедуры - и действительно, вампир может справиться с любым негодяем гораздо быстрее и эффективнее, чем пенитенциарная система.
Чем не шаг к новой утопии - темной, конечно, но вполне вообразимой? Может быть, и некоторым людям имеет смысл взять на себя такую же общественно-полезную функцию, раз уж вампиров никак не удается выманить на свет?
Ситуация была повернута на 180 градусов в цикле "Блэйд" - на протяжении трех фильмов тайно существующие рядом с людьми кланы вампиров враждуют между собой и уничтожаются Блэйдом - мстителем-одиночкой. К сожалению, некоторая определенность в действиях Блэйда присутствовала лишь в первом фильме, а затем... это было, видимо, неизбежно: затем у него появились союзники из "хороших" вампиров. И с определенностью пришлось расстаться...
Еще более свежий пример: в фильме Лена Уайзмана "Другой мир" в мире людей идет древняя война между вампирами и оборотнями, война, в которой обе стороны воспринимают людей большей частью лишь как подлежащие употреблению бурдюки с кровью.
Зритель мало-помалу привыкает к мысли, что вампиры мало чем отличаются от людей. Строго говоря, это не так уж далеко от истины - особенно если учесть, что образы всех литературных (да и киношных) кровососов строились "по образу и подобию" человека. Однако одно отличие Брэм Стокер и его прямые последователи в образы вампиров все-таки заложили, и это отличие вполне выразил в "Дракуле Брэма Стокера" Энтони Хопкинс: вампир не подлежит этической оценке.
Вампир - это ясная метафора врага всего человечества. Он просто должен быть уничтожен, как смертельно опасный вирус. Человек ведь не задумывается (по крайне мене, пока) насколько этично по отношению к болезнетворным микробам ведут себя фагоциты в его крови?
На попытки эстетизировать и "пожалеть" кровососов главный голливудский трешмейстер Джон Карпентер ответил их тотальным и циничным геноцидом в беспощадно натуралистичных "Вампирах". Простая и линейная этика истребителя нечисти Джека Кроу кажется мне куда более адекватной нынешней ситуации в мире.
Если вы не заметили, вампиры - это еще и метафора террора.
Так что без решительности Джека и его этической определенности нам просто не обойтись...
Материал написан в начале 2005 года для журнала "Mr. First" (№ 3/4, 2005).
|
|